Сегодня День танкиста

Павел Акимович Захаркин

Сегодня праздник. День танкистов.Это и мой праздник.И мне выпала честь два года отслужить два года в танковых войсках в 1982 – 1984 годах. Полгода в 286-м гвардейском учебно-танковом полку 117-й гвардейской учебно-танковой дивизии в Бердичеве и полтора года в 170-м Краснознамённом танковом полку 51-й гвардейской, дважды Краснознамённой Перекопской, Харьковско-Пражской дивизии во Владимире-Волынском.

Не воевал, хотя разное было за два года службы. Воевал мой дед, начавший войну в 86-й мотодивизии 4-го мехкорпуса 22 июня 1941 года. Она для него оказалась недолгой и завершилась под Москвой в декабре 1941 года в рядах 26-й отдельной танковой бригады во время контрнаступления РККА. Потом для него было три года госпиталей. В этот день я хочу вспомнить о нём и о других скромных, неизвестных героях Великой Отечественной. Материал о его последнем бое...

Последний бой старшины Захаркина

Эту статью я написал в память о моём деде Павле Акимовиче Захаркине. Ему я очень многим обязан. Он не много рассказывал о войне. Для него она продлилась не долго. Всего шесть месяцев 1941 года. От Львова до Москвы. Шесть самых страшных месяцев начала войны, отступление, котлы, три ранения и ни одной награды. Его медаль «За отвагу» нашла его только спустя восемь лет после смерти. Про тот самый бой он мне много рассказывал. В общем-то, только мне одному. Он был человеком скромным. Своими подвигами не хвастался, а между тем они были.

Для старшины Павла Захаркина тот бой за безвестную деревню в декабре 1941 года стал последним. Он чувствовал, что добром дело не кончится. Наспех собранные экипажи 26-й танковой бригады знакомились во время марша из района выгрузки к передовой. Наводчик и стрелок-радист более или менее понимали что делать. Видно было, что в танке они сидят не первый раз. Хоть как-то на них можно было надеяться в бою. А вот механик-водитель за рычаги явно попал первый раз в жизни.

Чем дольше продолжался марш, тем сильнее росло беспокойство старшины. Окончательно он утвердился в своём мнении на переправе. Механик умудрился повалить танк съезжая с узкого, наспех построенного сапёрами моста. Машина сорвалась одной гусеницей с досок съезда и повисла, сильно накренившись на бок, на днище. Танк пришлось снимать чуть ли не всем батальоном. Он перекрыл движение на переправе, разделив батальон на две части.

На этот раз всё обошлось. Танк стащили с моста. Немецких самолётов не было. Но всё происходило в тылу.

- Погубит он нас всех – подумал старшина и пошёл к командиру батальона.

- Дайте мне другого механика.

- Где я тебе другого возьму?! Раздражённо огрызнулся комбат, а потом, уже извиняюще- примирительно развёл руками – Ну некого больше. С этим в бой пойдёшь, а потом видно будет.

          Он расспросил механика что да как. Человек до мобилизации работал школьным учителем. Никогда не прикасался ни к какой технике – ни к грузовику, ни к трактору, а его вдруг посадили за рычаги «тридцатьчетвёрки». Он был растерян, и ему было страшно. Тихий безобидный человек. Мухи не обидел за свою жизнь.

- Чтобы я тебе не сказал – делай точно и сразу, тогда все живы будем. Не послушаешься – все погибнем – сказал ему старшина. Учитель послушно кивнул головой.

Т-34/76 обр. 1941 года.

          В атаку бригада пошла уже через несколько часов. После короткой артподготовки бригада ринулась в атаку на деревню, которую немцы превратили в узел обороны. Танк старшины ворвался в деревню первым. Механик-водитель послушно делал, что приказывали, и пока всё шло неплохо. Ворвавшись в деревню, Захаркин увидел ствол противотанковой пушки, торчавший за углом ближайшей хаты. Он крикнул механику:

- За хатой пушка. Не объезжай дом – сожгут! Двигай на прямую, через сенцы и дави пушку вместе с расчётом к ё…й матери!

         Но тут механик не послушался… Он принялся, не смотря отчаянные крики, мат и приказы командира объезжать дом. И объехал его, подставив борт прямо под ствол пушки.

          Немцы, которым он подарил жизнь, в долгу не остались. Орудие выстрелило. Бронебойный снаряд пробил борт танка и убил механика и ни в чём не повинного стрелка-радиста. Умирая механик выжал педаль газа и танк рванул вперёд. Неуправляемая «тридцатьчетвёрка» пронеслась по огородам полсотни метров и прыгнула с обрыва. Деревню на две части разделяла речушка, протекавшая посреди оврага. Приземлившись на песок, танк заглох. Вытащить убитых, и освободить место водителя было нельзя, да и некогда. Атака захлебнулась, немцы на краю оврага засуетились. Достать их было нельзя. Не хватало угла возвышения у пушки и спаренного пулемёта. А немцы подтащили к обрыву противотанковую пушку, ту самую, которую не смог раздавить механик вместе с сенцами, и принялись стрелять по башне танка.

- Конец – пронеслось в голове Захаркина.

Однако он ошибался. Снаряды попадали в башню со страшным звоном. Казалось, что два человека сидели не в башне танка, а внутри колокола. После каждого выстрела внутри машины стоял страшный звон, от которого раскалывались головы. Но пробить броню немецкая пушка не могла – снаряды, ударившись в башню, рикошетировали и с воем уносились в низкое серое небо. В конце концов, танк всё же расстреляют. Надо выпрыгивать из неподвижной машины и где-то спрятаться до подхода своих. Деревню опять начала обрабатывать советская артиллерия. Следующая атака должна была скоро начаться.

          Старшина сказал наводчику – выпрыгиваем из танка, как только в машину попадёт следующий снаряд, и прячемся. Наводчик кивнул головой. Захаркин после следующего выстрела открыл люк и прыгнул с башни на землю, так, чтобы танк закрывал его от немцев. Но уже в воздухе ему в бедро попала пуля.Он упал, потерял не на долго сознание. Вернула его к действительности адская боль. Мало того, что ранение само по себе было тяжёлым, пуля попала в тоже место, куда его ранили второй раз, в августе. Тогда медкомиссия госпиталя в Николаеве хотела его комиссовать, но он отказался, и вот теперь опять ранение и в тоже место. Ему оставалось только одно лежать не подвижно, притворившись убитым и ждать.

         Он считал снаряды, попадавшие в танк. Немцы выпустили по его машине сорок семь снарядов, но ни один из них не пробил брони.* Башня звенела как колокол. Он не знал, что стало с наводчиком. А за деревню тем временем взялись в серьёз. Земля заходила ходуном. Султаны взрывов поднимались то в одном месте, в другом. Обстрел усиливался. Кульминацией его стали два залпа «катюш». Один из реактивных снарядов упал по другую сторону танка, срекошетировав, пролетел метров пятьдесят, ещё раз срекошетировал, и только на третий раз взорвался.

          После этого немцы не выдержали и побежали из деревни. Они слишком много занимались его «тридцатьчетвёркой» и упустили следующую атаку. Немецкие солдаты пробегали по оврагу мимо танка. Один из них подбежал к нему и со всей силы ударил сапогом по простреленной ноге. Проверил – жив ли «руссише панцер». Захаркин не шелохнулся – Капут! И немец побежал прочь. Старшина только перевел дух, как к нему подбежал ещё один немец. Немецкий ордунг-порядок – убегая, проверь не оставил ли в живых вражеских «зольдат». Если жив - добей. Но Захаркин снова не подал виду, хотя эта гнида снова врезала по раненой ноге. Немец удовлетворённо буркнув – Капут! побежал за своими более резвыми «камрадами».

Наши появились в овраге минут через десять. Старшину перевязали, положили на носилки. Подошли танкисты из других экипажей и ремонтники. Тут произошло неожиданное. Второй люк на башне с лязгом открылся и на свет божий высунулся наводчик. Чумазый, контуженный (ведь 47 попаданий), с безумными глазами, но счастливый – жив остался!

- Так ты живой! Задал он риторический вопрос старшине. Все вокруг заржали. И он тоже заржал. Только старшина усмехнулся. Было слишком больно хохотать, но он тоже остался жив. Тем временем открыли люк на лобовой броне, вытащили убитых, забили пробоину в борту обмотанным в ветошь деревянным чаком. Попробовали запустить двигатель – завёлся сразу. Назначили троих человек, со сгоревших машин и через полчаса танк уполз дальше на запад. Бой ещё продолжался.

А для старшины Захаркина война закончилась. До начала 44 года он скитался по госпиталям, а потом ещё два года ходил на костылях. Но он был молодой и сильный. Постепенно оправился от ранений, пошёл на работу. До 1957 года работал на железной дороге путейцем станции Люблино - Сортировочная. Потом десять лет кузнецом на АЗЛК. Потом вышел на пенсию, но продолжал работать до 69 лет. Умер он весной 1989 года на 73 году жизни. Повезло – не дождался 1991 года и последовавшей за ним мерзости.

Воевал он в тяжёлом 1941-м. тогда награждали редко. Правда, были памятные медали «25 лет победы» и «30 лет победы». В 1985-м его, как и других ветеранов наградили орденом «Отечественной войны» 2-й степени – за то, что воевал. И всё.Однако в начале 1997 года, во время празднования 55-летия победы под Москвой Павла Акимовича Захаркина нашла его боевая награда медаль «За отвагу». Ей его наградили за тот последний бой. Оказалось, что маршал Жуков отмечал его подвиг в том бою. Не прошло и восьми лет со дня его смерти. И так тоже бывает. Как бы там ни было, время всё расставит по своим местам.И будет слава героям и позор предателям. Это время даже ближе чем нам кажется.

* Броня башни выдержала 47 попаданий бронебойных снарядов и это не преувеличение. Появление на поле боя танков КВ и Т-34 с противоснарядным бронированием стало серьёзной проблемой для немецкой пехоты.Основным противотанковым средством Вермахта в 1941 году была 37-мм противотанковая пушка «Рейнметалл» ПАК-35/36. Броню КВ она не могла поразить вообще, даже с близких дистанций, «Тридцатьчетвёрке» из неё можно было только пробить борт, но только с близких дистанций, да и то не всегда. Немцы так и не смогли справиться с нашими танками. Не смотря на то, что к концу 1944 года они создали 128-мм противотанковую пушку, эффективного, надёжного, и манёвренного средства противотанковой борьбы немецкая пехота так и не получила.